Стареющий кинокритик Боб (Бервутс) заводит роман с юной и невероятно прекрасной билетершей из кинотеатра напротив (Хукс). В самый ответственный момент в его дом врывается не в меру дружелюбный русский, отзывающийся на кличку Душка (Маковецкий), который разрушает не только всю романтику, но и жизнь Боба как таковую. То, что в самом известном фильме Стеллинга «Стрелочник» было чистым абсурдом, не имеющим объяснения и не нуждающимся в нем, в новой ленте получает вполне разумную основу: все дело в России.
Драма |
14+ |
Йос Стеллинг |
4 октября 2007 |
1 час 50 минут |
Россия, безвременье, пыльная дорога. В допотопном автобусе прямо в рейтузы с начесом рожает толстая баба. Светловолосая девочка в веночке из полевых цветов смотрит в окно. Старухи качают новорожденного («Душка! Душка!»), а потом затягивают хором: «Что стоишь, качаясь,/Тонкая рябина,/Головой склоняясь/До самого тына?» Монтажная склейка. Голландия, наши дни. Стареющий кинокритик Боб (Бервутс) заводит роман с юной и невероятно прекрасной билетершей из кинотеатра напротив (Хукс). В самый ответственный момент в его дом врывается не в меру дружелюбный русский, отзывающийся на кличку Душка (Маковецкий), который разрушает не только всю романтику, но и жизнь Боба как таковую.
Замечательный голландский режиссер-самоучка Йос Стеллинг относится к той группе зарубежных знаменитостей, которых не знают нигде, кроме как на родине и в России. У нас его фильмы «Стрелочник», «Зал ожидания» и «Иллюзионист» входят в обязательную программу молодого киномана — в то время как англоязычная «Википедия», которая знает в принципе все, о Стеллинге молчит, как голландская малосольная сельдь. Русская стеллингомания началась на петербургском «Фестивале фестивалей» в 2000 году и достигла пика там же в 2001-м, уже в присутствии самого режиссера. Судя по всему, хлестаковский масштаб приема пронял непривычного к такому Стеллинга до глубины души: в середине «Душки» есть двадцать минут, посвященных постсоветскому «Фестивалю фестивалей фестивалей», и эти двадцать минут достойны, поверьте, Киры Муратовой. Вообще же, русским тут достается: герой Маковецкого мало того что приезжает без приглашения и не уходит, кажется, много месяцев, так еще и не появляется на людях без шапки-треуха, кладет в кофе по десять ложечек сахара и бурлит такой неугасимой энергией добра, что Бобу — и зрителям — много раз хочется его убить. Саундтрек между тем надрывается: «Как бы мне, рябине,/К дубу перебраться,/Я б тогда не стала/Гнуться и качаться».
Сдержанный, почти бессловесный рассказ о том, как нечто или некто вдруг разрушает вполне нормальную жизнь, конечно, отсылает нас к стеллинговскому «Стрелочнику» — истории про женщину, оказавшуюся на пустынном железнодорожном разъезде и вынужденную поселиться в будке у стрелочника-психопата. Есть, однако, важное отличие. То, что в «Стрелочнике» было чистым абсурдом, не имеющим объяснения и не нуждающимся в нем, в новом фильме получает вполне разумную основу: все дело в России. Загадочная русская душка — вот разгадка. В Петербурге ходят слухи, что один тамошний кинокритик, пораженный в самое сердце работами Стеллинга, и в самом деле явился на порог его утрехтского дома, создав режиссеру немало лишних забот. Очень может быть, но, как и положено крупному мастеру, из частного случая Стеллинг выводит вселенскую мораль: «Но нельзя рябине/К дубу перебраться,/Знать, судьба такая —/Век одной качаться».